123.
Sid
(13.07.2003 01:29)
0  
ПРИКОСНУТЬСЯ К БАРХАТУ
http://duchovny.ru/fanfic/prexf/pr001.htm
Автор: prufrock's love
Перевод: RS
------------------------
Несмотря на то, что у меня - фотографическая, а значит, неизбирательная память, самые сильные и сокровенные воспоминания хранятся в моих ощущениях.
Минуя рациональное сито мозга, запахи, прикосновения, звуки музыки приходят ко мне целиком и возвращают меня то в одну, то в другую стадию развития одной из человеческих особей мужского пола, к коим я себя отношу. Иногда это - ребенок, по которому я так скучаю, чаще - подросток, в котором я узнаю себя с трудом, но каждое пережитое ими ощущение сделало меня тем, что я есть, здесь и сейчас.
Легкий шлейф Шанели №5 - это моя мать, она торопит нас, нам уже давно пора быть в церкви. Ускользающий аромат Шанели, прильнувший к маминым волосам означает, что у нас в семье пока еще все в порядке, и единственное, что меня сейчас волнует: где же мои выходные ботинки. Скорее, Фокс, солнце не будет ждать тебя весь день.
Я до сих пор не успеваю за солнцем, мама. Темнота следует за мной по пятам, но у меня все еще есть время до наступления сумерек.
Пинк Флойд - несколько тревожных подростковых лет, пролетевших в безуспешных попытках найти способ самолечения дисфункции организма, по привычке именуемого домом. Я сижу в парке за школой, по моим волосам отчаянно плачут ножницы парикмахера. Эффектно скрученная дрянная мексиканская сигара зажата между большим и указательным пальцами, the Wall - в магнитофоне, в бесконечной ротации. Я не знаю, что меня заставляет курить тайком: я мог бы зажечь сигарету дома посреди гостиной, моя мать все равно бы не заметила. Я уже давно стал для нее человеком-невидимкой: Just another brick in the wall...
Даже двадцать лет спустя, хрустящие, пахнущие морозным утром, свежевыстиранные простыни - это четверг в Оксфорде, день когда меня навещала хозяйка, день, когда я был бессмертен и несведущ во многих вещах, в которых считал себя экспертом. Прохладная, белоснежная простыня сдернута с кровати, одежда сброшена как шелуха, губы очередной первокурсницы, в которую я влюблен на этой неделе, терпкие от вина, выпитого за ужином. Наши тела не хотят ждать, мы будто боимся, что если остановимся еще на одну секунду, нам придется стать друзьями, прежде чем мы нырнем в постель. Через несколько минут мне снова нужны свежие простыни, но у меня пока есть счастливая способность задумываться лишь на полчаса, не дольше.
Кожа Скалли - это бархатное кремовое платье Саманты, приберегаемое для самых торжественных случаев. Мы - на заднем сиденье автомобиля, оба - отдраены до блеска и тщательно причесаны. В кои то веки мы сидим смирно и стараемся не нарушать воображаемую линию, прочерченную мамой на коже сидения, чтобы свести наше хныканье к минимуму: "Сэм, не трогай меня! Мам, она опять толкается!". "Пап, Фокс опять занял все место со своими огромными лапами!"
Моя сестра так гордится этим платьем. Оно сшито не из мягкого, изящного бархата, который носят взрослые женщины, а из тонкого, хрустящего материала, из которого обычно шьют платья маленьким девочкам. Оно безбожно неудобно в носке, но маленькая воображала готова пожертвовать комфортом. Мне так хотелось пробежать рукой по ее широкой юбке, аккуратно расправленной на чехле, чтобы не помялась, но Сэм и мама всегда боялись, что отпечатки моих пальцев останутся на нежной, кремового цвета материи. Итак, я сижу рядом с Сэм, между нами - воображаемая демаркационная линия, и зная, что легко могу получить от мамы или даже от отца по рукам, если они нарушат границу, я крепко зажал их между коленями. Ровно полгода спустя, это платье висело в шкафу, чистое и без единой складочки, в ожидании девочки, которая уже никогда не вернется домой.
Если я сейчас прикоснусь к коже Скалли, я, как бы нарушая запрет, наконец-то прикоснусь к тому бледному бархату.
Вот так ты вторглась в мое детское воспоминание, Скалли. Наступит день, когда тело мое одряхлеет, и память начнет подводить меня. Но даже тогда любое случайное прикосновение нежного бархата вернет мне воспоминание о маленькой девочке, ставшей целью на долгом пути одинокого мужчины к истине и о женщине, прошедшей с ним весь этот путь, которую он полюбил, сам того не желая.
Полчаса тому назад, прежде чем заснуть на моем диване, ты говорила выборе, который человек делает каждую минуту в своей жизни. Говорила ли ты о нас, Скалли? Выбор или судьба? Я не верю в выбор, однажды сделанный, который свел нас вместе, а ты не веришь в судьбу.
Однако сейчас я - перед выбором. И я выбираю. Прикосновение.
Я заранее отшатнулся, ожидая пощечины. Я унаследовал длинные руки от отца, а он мог отвесить мне тумака, достав меня на заднем сидении, не отпуская руля на скорости 55 миль в час, даже не прерывая разговора с мамой.
Я думал, что все что мне нужно - один раз коснуться запретного бархата ее кожи, пока она не проснулась, после чего залезть в свою пустую постель, и уже там казнить себя из-за украденной таким образом ласки.
И вот я лежу в кровати, а угрызений совести нет как нет. Более того, всегда склонный к самобичеванию Малдер, мое второе я, требует вернуться к дивану, на котором она задремала.
Мой предлог: я иду на кухню, потому что мне нужен глоток воды. Вполне достоверно: могу же я испытывать жажду. Поди проверь.
Я потихоньку. Я не хочу разбудить ее, она еще не готова проснуться. В это время суток я - единственный полуночник.
Я возвращаюсь к двери спальни, пока моя предполагаемая жажда не уступила место жажде дотронуться до нее еще раз.
Она пошевелилась, и одеяло соскользнуло. Теперь мой предлог - я должен поправить одеяло, чтобы она не замерзла. Теплый запах спящей женщины дразнит мои ноздри: нет, ей далеко не холодно, но я все еще не получил разрешения дотронуться до бархата.
И никогда не получу.
Ее руки по сравнению с моими - руки ребенка, но в ее руках - моя жизнь. Шелк и сталь - одна мысль об этом добавляет сухости во рту. Видите - я не врал насчет жажды.
Тонкие волоски на ее руках - прозрачные и нежные, так не похожи на мои. Пораженный собственной наглостью, я кладу руки ей на плечи. Ее плечи - теплые под шерстяным одеялом, а мои руки - холодные, но она не отталкивает меня. Но самый настоящий бархат - ее шея, тоненькая жилка у самого основания ровно пульсирует, не подозревая о том, сколько раз смерть улыбалась этой хрупкой женщине. Опытный специалист по встречам с монстрами лицом к лицу, она знает, что надо делать - скрыться в своей норе, в одиночку зализать раны и вновь, встав со мной рядом плечом к плечу, взглянуть в глаза ужасу, как будто ей не страшно.
Зато мне страшно, Скалли. Темнота подходит так незаметно. Она предательски скрывается за светом, заманивая меня, нашептывая обещания приблизить меня к истине и тем самым исполнить мое самое заветное желание. Ненасытный искатель истины. Мне следовало ограничиться одним желанием: коснуться бледного бархата каждой клеточкой своей кожи, прильнуть к нему как к магниту и не отпускать, даже если бы таковым был мой выбор.
Я бы никогда не сделал такой выбор. Никогда.
Мои руки скользят по ее лицу, и она медленно открывает глаза. Она улыбается, ее глаза полуоткрыты. В мире полно людей, идущих по жизни с полузакрытыми глазами, но мы со Скалли видели слишком много: боль, смерть, предательство.
Я все еще не получил разрешения дотронуться до бархата - мои грязные пальцы оставят отпечатки на драгоценной материи, которые не возможно вывести. Бледный бархат - не для мальчишек; я - слишком неуклюж и беспечен, я испорчу его. Для мальчишек - деним и хлопок, они практичны, функциональны и легко стираются.
Сейчас мои руки чисты. Но мне потребовалось более двадцати лет, отец, чтобы подвергнуть сомнению то, что мои руки в крови. Так вот, папа, мои руки чисты, потому что крови на них не было с самого начала, и я видел ее там только потому, что это ты сказал мне, где ее искать. Я не виню тебя за то, что ты возложил всю тяжесть вины на детские плечи. Потому что, не будь этой ноши, я не обрел бы силу, чтобы от нее освободиться, и не встретил бы маленькую женщину, способную вынести в этой жизни гораздо больше меня.
Семь лет мы оба учились нести этот груз: я наращивал мускулы, а Скалли поддерживала баланс. Образцовая работа в команде, у нас все так хорошо получается вместе: вместе - на волосок от смерти, вместе - в арендованном Форде, вместе - у смертного одра близких. Никогда еще не были вместе под чистыми простынями. Но это было бы последним кирпичиком, вынутым из почти разобранной стены, разделяющей нас, и последним кирпичиком, которого не хватает в уже почти построенном мосту, нас соединяющим. Семь лет я под любым предлогом перетаскивал по одному кирпичику из стены в мост. У меня больше не осталось предлогов.
Кажется, ее лицо предпочитает мою правую руку, ее щека просто создана для моей ладони. Это мне напоминает о том, как эгоист гладит кошку: он получает такое удовольствие от прикосновения к мягкой шерстке, что совершенно забывает о том, что кошка терпит ласку только потому, что ей это нравится.
Кошка открывает глаза и смотрит на меня в ожидании. Сонно потянувшись, она приоткрывает рот и слизывает что-то сладкое со своих губ.
Я тоже должен попробовать, пока вкус не исчез с ее губ, и я притягиваю ее лицо к себе. Это - не первый наш поцелуй, и даже - не второй. Но в этот раз мои губы не просто касаются ее, в этот раз - это получение разрешения прикоснуться к бархату.
Она приоткрывает рот, разрешение получено, и я могу углубиться в поисках. Наконец-то. Мои руки пускаются в путешествие, прикасаясь к каждому доступному участку ее кожи, вплетаются в ее волосы и останавливаются там на привал.
Она вздрагивает, я обертываю ее плечи забытым одеялом, и затем притягиваю ее вместе с одеялом к себе, хотя я знаю, что ей совсем не холодно. Она кладет голову мне на плечо, ее теплое дыхание дразнит мою шею. Ее дыхание - учащенное, но в этот раз я не чувствую за собой вины. Да, прежде я много раз заставлял ее сердце бешено колотиться от страха за меня или от гнева. А однажды оно вовсе остановилось, и я изо всех сил пытался заставить его забиться вновь, проклиная ее и крича, чтобы она не смела покинуть меня.
Глупец - разве эта женщина когда-нибудь сможет тебя оставить? Она давно уже вросла в тебя, и все, что ей для этого потребовалось - ее собственная спокойная сила и несколько редких случаев, когда ты заставил ее улыбнуться.
Я - на коленях перед диваном, прижимаю ее, завернутую в одеяло, к себе так сильно, что не оставляю ей ни малейшего шанса снова заснуть.
Я уже давно проснулся, годы тому назад. Просто мне потребовалось время, чтобы открыть глаза и понять, что я могу кому-то быть нужен. Я - твой, Скалли, возьми меня и делай со мной, что хочешь.
Она проводит пальцами по моим растрепанным волосам, затем гладит мое небритое лицо и прижимается лбом к моему лбу. Я забыл, что моя суточная щетина может карябать ее кожу.
"Прости" - шепчу я.
"За что?" - она целует меня в основание шеи.
За что? Ты у нас - умная, Скалли, придумай сама, за что.
"Знаешь, у Сэм было бархатное платье, которое напомнило мне о твоей коже - нет, твоя кожа напомнила мне о том платье, которое я всегда хотел потрогать, но мне никогда не разрешали..."
О, ради бога! Скажи же, что полагается в таких случаях, идиот, пока она не заснула от скуки и не послала тебя утром на сканирование головного мозга.
"Люблю тебя, Скалли" - я прячу лицо в ее волосах, зная, что не дождусь от нее ответа. Она и не должна отвечать - я не прошу ее об этом - "Просто я так хотел прикоснуться".
Одеяло падает с ее плеч, и ее пальцы забираются под мою майку и скользят по моей спине. Я не смел подумать об этом, Скалли, все что мне нужно было сегодня ночью - получить разрешение на прикосновение.
"Каждый год, в последний день школьных занятий, моя мама стригла обоих моих братьев, почти наголо. Это был своего рода ритуал: стрижка на лето. Я помню, как с заднего крыльца смотрела на Билла с ежиком на голове, мне тогда было четыре года". Она хватает край моей майки и я поднимаю руки, чтобы помочь ей стянуть ее - медленно, без спешки. Мы уже давно - старые друзья, а чистые простыни никуда не денутся. "Я так любила прикасаться к их макушкам, как к бархату, но мне никогда не разрешали постричься также коротко".
Я рассмеялся, представив маленькую Дану Скалли с ежиком на голове.
"Знаю, знаю". Мягкие, сильные пальцы пробежали по моей груди и животу. Если бы ее мальцы были не такими сильными, мне было бы щекотно. Похоже, не я один проснулся сегодня ночью от жажды. "Так или иначе, они оба ненавидели эту стрижку и всегда ныли, когда я пыталась погладить их по макушке. Поэтому мама ввела правило: никто никого не гладит по голове".
"Ага, так ты наконец дождалась момента, чтобы воплотить свою сокровенную детскую фантазию?" - спрашиваю я, стараясь не стонать, когда ее рот находит мой сосок.
"Ну, Билл уже - почти лысый, а Чарли - всегда в отъезде, так что остаешься только ты... Эй, спорю, моя история будет покруче твоей с платьем".
"Еще бы". Я наклоняюсь к ней за новым поцелуем, и чувствую, как она отвечает и тянет меня к себе на диван. "Знаешь, мои волосам далеко до ежика" - мы оторвались друг от друга, чтобы поймать дыхание - "но, с другой стороны, когда я сказал, что ты можешь делать со мной что угодно, я не знал, что это будет означать стрижку под ноль".
"Когда это ты сказал, что я могу делать с тобой что угодно?"
"Ну, может быть, не сказал, а подумал".
Я чувствую, как ее ладони скользнули вниз и замерли в нерешительности на моих джинсах, так же, как и мои руки - на ее талии, в ожидании разрешения двинуться вверх. Я бы хотел сказать что-нибудь поэтическое о любви, побеждающей все или о двух родственных душах, нашедших друг друга, но...
"Слушай, у тебя там лифчик случайно не из бархата?"
Ее руки присоединяются к моим, помогая стянуть с нее топ: "Нет, Малдер, но там, спереди есть такие вставочки из атласа. Придется тебе довольствоваться малым" - говорит она, и я помогаю ей снять топ через голову. Волосы упали ей на лицо, и я отвожу их.
"Как будто мне есть дело до каких-то чертовых вставок" - да, красноречие здесь больше не живет.
Плоть сливается с плотью, открываясь и отдаваясь, предлагая и не прося ничего взамен. Мы заслужили наше право на прикосновение.
|
